Статья «Что мы видим в ТОМ мире» закончилась тем, что Икскуль вместе с Ангелами стал быстро подниматься вверх. Он не заметил перепада температуры, хотя на улице было холодно.

Чем выше они поднимались, тем большее пространство открывалось взору молодого мужчины. Вскоре пространство достигло ужасающих размеров, от чего Икскуль испытывал страх, чувствуя себя ничтожно маленьким атомом перед этим величием.

Но что интересно. Он отметил, что несмотря на то, что было темно, глаза видели ясно и охватывали такое пространство, которое обычным зрением охватить он не смог бы.

МЫТАРСТВА

Сколько времени продолжалось это путешествие, Икскуль не помнит. Но вдруг, неизвестно откуда появились безобразные существа, несущиеся с гоготом и криками к ним. «Бесы», — подумал он, — испытывая леденящий ужас. Он не мог поверить своим глазам. Если бы еще несколько дней назад ему кто-то рассказал о том, что видел бесов, он бы только посмеялся над таким человеком, посчитав его необразованным и ограниченным. Но в тот момент он воспринял увиденное как что-то хорошо и давно ему известное. Несмотря на страх,
Икскуль почувствовал, несмотря на страшный вид этих тварей, что это какой-то маскарад, целью которого было посильнее устрашить его.

Мерзкие твари окружили их и стали требовать, чтобы ангелы отдали его им. Пытались схватить его и оттянуть от Ангелов. Преграждая им дорогу, бесы кричали, что он отрекся от Бога и потому принадлежит им. Икскуль хотел им возразить, но перед глазами сразу же возникла ситуация из жизни, при которой он выразил сомнение в существовании Бога, и язык его не смог произнести ни слова. В этот момент он вспомнил слова из Библии о том, что за каждое слово нам придется держать ответ.

Он неистово стал молиться тем Святым, имена которых смог вспомнить. Но это почему-то не страшило бесов. И тут он вспомнил о Богородице — заступнице рода христианского. Как только он произнес ее имя, появился молочный плотный туман, который стал заволакивать безумную толпу бесов. Постепенно шум их голосов стих и Икскуль понял, что погоня прекратилась.

Во время встречи с бесами, он от страха не мог понять, двигались они или нет. И только когда успокоился, увидел, что перед ними опять простирается бесконечное воздушное пространство. И тут вдалеке он увидел свет, очень похожий на солнечный, но гораздо сильнее и ярче. «Это, наверное, Царство Света. Да, именно Царство, потому что там нет теней», — подумал он, предугадывая невиданное до этого времени место. Подумал и сам удивился: «Но как же может быть Свет без теней?»

И вдруг они очутись в этом Свете. Свет ослепил Икскуля и он никак не мог от него спрятаться или защититься. От невозможности видеть, страх снова завладел его душой. Он судорожно пытался понять, каких размеров это пространство и скоро ли они его покинут. Но случилось неожиданное… Вдруг откуда-то сверху раздался величественный, добрый, но властный голос: «Не готов!»

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Резко прекратилось движение вверх… Остановка на мгновение…и началось обратное движение — вниз… Но прежде, чем они покинули эту сферу Света, Икскуль познал одно дивное явление: как только раздались слова- Не готов — ему показалось, что каждая пылинка, каждый атом отзвались на них. Казалось, что многомиллионное эхо повторило эти слова. Повторило на языке, неуловимом для слуха, но который ощутимо и понятно отозвался и в сердце, и в уме. Эхо выражало полное согласие с выраженным определением. И такая дивная гармония была в этом единстве, столько в ней было не передаваемой словами восторженной радости, что все наши земные восторги показались ему серым пасмурным днем. Душа его отозвалась восторженным порывом в желании слиться с этой дивной гармонией.

Икскуль понял, что его возвращают на Землю, но почему-то решил, что жить он теперь будет в какой-то другой стране ил хотя бы в другом городе. И немного расстроился, когда увидел в утреннем тумане очертания знакомого города. А вот и знакомая больница… Так же, как и улетели, через каменные стены его внесли в какую-то незнакомую комнату. На одном из столов, окрашенных темной краской, лежало его тело — мертвое…окоченевшее… Седой старик в темной одежде читал «Псалтырь», а на лавке возле стены сидела его сестра. «Уже успели сообщить о моей смерти, — подумал он. — Успела приехать». Возле сестры, что-то говоря ей на ухо, сидел ее муж. Ангел-Хранитель, до сих пор молчавший, подвел его к столу и сказал: «Ты слышал Божье определение. И готовься». И в мгновение ока оба Ангела стали для него невидимы.

Он ясно и четко помнил, что произошло с ним после этих слов.

Сначала он почувствовал, что его как бы что-то сдавило. Затем почувствовал неприятный холод. Именно эти ощущения воскресили в нем воспоминания о его жизни. И почему-то его душу залила неимоверная грусть по чем-то дорогом, родном и утраченном. К слову, это чувство никогда не покидало Икскуля на протяжении всей жизни.

У его не было ни малейшего желания возвращаться к прежней жизни. И хотя в его прежней жизни не было ничего плохого, ничего в ней не привлекало его ни на секунду. Прежняя жизнь представлялась ему — и в тот момент, и после — выцветшей фотографией, на которой сохранилась только желто-водянистая муть. Все утратило для него значение. Даже увидев родную сестру, понимая, что не может сейчас с ней общаться, нисколько не огорчался. Ему было достаточно видеть ее и знать все о ней. Но желания сообщить о себе о него не было. Хотя… ему в тот момент было не до того.

Ему доставляло страдания сдавливающее чувство. Ему казалось, что тело сдавливают тисками и это ощущение усиливалось с каждым мгновением. Он совершал какие-то действия. Какие и сам не мог понять. То ли пытался освободиться от тела, то ли пытался как-то поудобней устроиться, но становилось только тесней и тесней… До тех пор, пока не потерял сознание.

… Пришел в себя уже на больничной койке.

Когда он открыл глаза, увидел себя в окружении целой толпы людей, с напряжением вглядывающихся в него. Был здесь и старший врач, и младший — их взгляды выражали недоумение, несмотря на непринужденные позы.

У койки, взволнованная, бледная, в траурных одеждах, стояла сестра. Возле нее — зять, из-за него виделось более-менее спокойное лицо сиделки, а за ней — насмерть перепуганное лицо младшего фельдшера.

Как только Икскуль пришел в себя, поприветствовал сестру, которая с рыданиями кинулась обнимать его.

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

«Если бы Вы знали, что с Вами творилось!» — делился своими впечатлениями от пережитого младший врач. И был необычайно удивлен, когда Икскуль сказал им, что он все помнит, что с ним было. Врач решил, что больной не терял сознания, если все помнит. Но никак не мог взять в толк, как же так могло случиться, если все признаки указывали на то, что он умер.

– Неужели Вы слышали, как Вас обмывали, одевали? — допытывался доктор.

– Нет, этого я не помню, — отвечал молодой человек. — Я вообще тела не чувствовал.

– Так не может быть. Как это — сами говорите, что помните все, а тела не чувствовали?

– Именно так.

Икскулю казалось странным, что доктор не понимает о чем он говорит. Ему теперь казалось, что все должны понимать, что тело — это не весь человек. Что тело лежит мертвое, а все остальное продолжает действовать в человеке. Он теперь считал, что та разделенность, раздвоение личности, которое произошло с ним — то, что теперь для него яснее ясного, так же известно и докторам.

В те первые после возвращения Икскуль даже подумать не мог, что его слова могут показаться окружающим, не переживших подобного опыта, бредом сумасшедшего. И скорее всего так и было, так как старший доктор подал знак младшему оставить его в покое. Только непонятно по какой причине. То ли покой и в самом деле нужен был больному, то ли он и в самом деле подумал, что у парня и в самом деле не все в порядке с головой.

После того, как врачи убедились, что он полностью пришел в себя, дав выпить чашку бульона, удалились.

В последующие дни все навещающие больного знакомые старались не говорить с ним о случившемся. Наверное, считали, что разговоры будут волновать и вызывать ненужные переживания, вроде того, что могли похоронить заживо. И только младший доктор все никак не мог успокоиться. По несколько раз забегал в палату и по поводу, и без повода. Так прошло дня три-четыре. Решив, что пациент уже достаточно окреп, младший доктор, придя в палату к Икскулю, опять завел разговор о произошедшем.

– Никак не пойму… Просто удивительно, — говорил он, считая пульс. — Пульс ровный, без малейших отклонений. А знали бы Вы что с Вами творилось перед тем, как Вы очнулись…

И доктор рассказал молодому человеку, как все происходило. «Да что ж собственно было со мной столь не надо, оно и так, само собой понятно, — что когда у человека проходит даже простое обморочное состояние, все органы его работают сначала крайне слабо: пульс едва уловить можно, дыхание сосем неприметно, сердца не сыщешь. А у вас произошло что-то невообразимое: легкие сразу запыхтели, как какие-то меха исполинские, сердце застучало, что молот о наковальню. Нет, этого даже передать нельзя: это надо было видеть. Понимаете, это был какой-то вулкан перед извержением, мороз бежит по спине, со стороны становилось страшно; казалось, еще мгновение — и кусков не останется от вас, потому что никакой организм не может выдержать такой работы. К тому, все старые доктора, которым я рассказываю о Вас, не верят мне. Говорят, что такого быть не может».

Теперь Икскулю стало понятно почему он потерял сознание, когда возвращался в тело. Когда он выходил из тела, тоже чувствовал стеснение. Но видно сама душа без тела потерять сознание не может.

А доктор продолжал рассуждать о том, что такого еще не бывало, чтобы человек после полуторасуточной летаргии выглядел, как замороженная кочеврыжка.

Икскуль решил поделиться с ним своими знаниями: «Доктор, а может я и в самом деле умер, а потом ожил? Это объясняет столь бурное возвращение, ведь телу надо было очень быстро подготовиться к принятию души».

Доктор долго задумчиво смотрел на больного: «Вот Вы щутите… А нам не до шуток. С Вами произошло очень необъяснимое явление и нам хотелось бы разобрать».

Икскуль рассказал младшему доктору обо всем, что видел в состоянии клинической смерти и, чтобы убедить доктора в достоверности своих слов, описал всю обстановку в морге, где он живым никогда не был. Рассказал и о тех чувствах, которые испытывал в первые минуты после выхода из тела: и о том, что видел, и о том, что слышал, как ему хотелось дотронуться к кому-нибудь, чтобы привлечь внимание. Доктор слушал пациента, раскрыв рот и выпучив глаза.

Потом был разговор со старшим врачом, которому наверное младший рассказал об услышанном. Старший врач пытался убедить Икскуля, чтобы он не придавал большого значения случившемуся, что это была всего лишь летаргия.

И несмотря на то, что не мог дать вразумительных ответов на вопросы, задаваемые больным, стоял на своем.

И в самом деле, разве бывают при летаргии галлюцинации? Но это еще ладно. А может ли пройти сам по себе отек легких во время летаргии, то есть в то время, когда сердце его бездействует и, следовательно, увеличение отека не встречает никаких препятствий для себя?

— А могли стесненные, отекшие легкие работать так, как они работали у него?

— Неужели отек может пройти сам по себе, даже когда все органы у человека бездействуют, и стесненное отеком сердце, и отекшие легкие могут, если им вздумается, работать отлично. Так тогда казалось бы, от отека легких и умирать нечего! Неужели человек может очнуться от летаргии, приключившейся во время отека легких, то есть может ли он вывернуться в один миг от двух таких...неблагоприятных казусов?

На все эти вопросы Икскуля врачи не смогли дать вразумительного ответа. Более того, они всерьез считали, что у него немного помутилось в голове.

И что он мог узнать, чего добиться при таком отношении к делу? Но после подобных вышеприведенных вопросов он оставил врачей в покое и перестал расспрашивать их. Пробовал он и впоследствии «обследовать научно» этот вопрос, но результат получился почти тот же. Он встречал такое же апатичное отношение ко всяким самостоятельным «обследованиям», такое же рабство мысли, такой же малодушный страх перешагнуть за черту очерченного наукой круга.

Но что поделаешь. Так устроен человек: умеет уши, да ничего не слышит.

Похожие записи: